одежде — след ожога так и остался на щеке; русалка закрывала его густыми светлыми волосами, но почему-то не убрала. Хотя именно вот для аватары такая задачка — раз плюнуть.

Балалайка же увидела девушку, возникшую у слипа буквально из пены морской; девушку стройную, хорошо сложенную и не скрывающую свое сложение ни одеждой, ни украшениями; девушку с красивым, юным и донельзя озлобленным лицом. Балалайка ткнулась в презрительную гримасу, как в стену, и вместо приветствия сказала:

— А ты ведь обещала не вредить людям, пока я жива.

Пенсакола вошла на слип и остановилась возле плетеного кресла.

— Но меня убедили, что ты мертва. И я поверила. А теперь ничего не вернешь.

— Даже биоценоз моря можно восстановить, мне Рицко говорила.

— Можно… — гостья не изменила выражения лица. — И что, люди простят мне все… Вот это вот все… Мне так и простят? Как простили Туману?

— Нет, разумеется. Они как раз на тебя и повесят всех собак.

Ото-химе опустилась в правое кресло с изяществом складывающегося ножа.

— Так зачем же мне это делать?

Балалайка заняла второе кресло.

— Потому, что тебя прошу я.

— Тебе что, некого жалеть? И ты поэтому приперлась меня уговаривать?

— Подруга, ты не поверишь. Моего парня убили, как и твоего. Свихнувшиеся малолетки. Правда, они говорили на другом языке, но для меня, как ты понимаешь, никакой разницы.

Ото-химе не ответила. Ветер с норда становился все резче, а волны все больше выцветали от сорванных ветром брызг — но тут вместе с водой летела и взвесь. Так что в разных местах разворачивались маленькие черные короны локальных уплотнений, где схлопывались чрезмерно быстрые капли; и казалось, будто вот-вот в эти пробоины прольется иное небо.

— Кстати, можно спросить?

— Спросить можно. Дождаться ответа…

— Ну, я хотя бы попробую. Проясню один важный момент. Почему ты не применяешь бактерии? Вирусы, штаммы, риккетсии… Что там еще бывает?

Пенсакола хмыкнула — совершенно как человек — и взялась за подбородок. Лицо ее разгладилось и приобрело мечтательное выражение.

— Мне хватило первой волны. Биологический вулкан в чистом виде. Мои дельфинчики размножились так, что в океане… В океане, подумай только! Возник дефицит биомассы. Теперь представь: то же самое, но с бактериями. Или вообще с простейшими.

Балалайка подняла брови. Пенсакола махнула рукой:

— Ну да, я и забыла. Для вас же что вирус, что бактерия, что простейшее…

— Один черт, микробы.

— Вот-вот. А между ними только в размерах разница — как между амбаром, зернышком пшеницы, и крысой, которая хочет съесть это зернышко.

— Отличный образ. А кто из них кто?

— А вот это ты у Рицко спроси. Она умеет объяснять. Мне проще сделать, чем рассказать. И потом… Даже при том допущении, что люди меня простят. Они друг друга простить не могут, а тут вдруг с какого-то черта простят меня. Но — допустим…

Ото-химе поднялась и ее лицо исказилось опять.

— Мне-то с чего прощать людей? Эти обоюдные прощения вернут мне Яшку, а тебе — Николая?

Хозяйка яхты — она же и яхта — вздрогнула и на миг отпустила управление. Ветер положил кораблик почти на борт; но грамотно рассчитанный проект выправился. Силовой купол на этот миг пропал, так что плетеное кресло гостьи мгновенно унесло в море.

Балалайка вернулась на курс, восстановила силовой купол.

— В самом деле, к черту лирику. Вот эти тебе знакомы? Из твоих, как ты там говоришь, Взятых?

Ото-химе посмотрела на голограммы, кивнула.

— Знакомы. И что?

— Они вели переговоры с нашими.

— С вашими? Но я же воплощенное мировое зло. Про моих понятно: за мою голову им амнистия. А ваши как могли?

— Очень просто. Например, как Пий Двенадцатый с Гитлером. Или как Брежнев с Картером. Феминисткам из радикального крыла кажется: вот еще совсем чуть-чуть — и настанет царство бабие. Ведь корабли Тумана — женские аватары. Правда, там уже монополия нарушена. Есть мужики среди аугментированных, ты знаешь.

— Линкор «Марат», ледокол «Ямал»… Знаю.

— Вот. А канмусу, «флотские девы» — девы поголовно. Вот радикалам и мерещится: еще чуть-чуть поднажать, и вообще все ведущие роли будут у теток. А для этого война с глубинными должна пылать. Но так, чтобы никто не победил. Вот поэтому тебе подкинули мысль насчет пафосного Ктулху, с помощью которого так удобно доить бюджет. А не насчет испанки с холерой, от которой их самих не спасут ни кошельки, ни секьюрити.

Ото-химе не шелохнулась, лишь глаза понемногу наливались красным.

— Вот отсюда такой хорошо продуманный и очень пугающий мерзких людишек удар по суше. Фем-дом не устраивает, что вы шныряете в глубине и никого не пугаете. Ну, а наши вояки с ними радостно скорешились. Финансирование там, фонды. Все на борьбу с профицитом. Откат нормальный, чек чистый… И так далее.

— А что взамен?

— Взамен они сдадут нам твои текущие координаты. И мы тебя приложим ныряющим зарядом. По такому случаю не пожалеем. А они останутся и будут править. Заговор при дворе царицы морской. Такие дела.

Пенсакола тихонько зарычала. Собеседница продолжила несколько тише, глядя в палубу:

— Вот именно. Построить что-то путное может лишь организованная структура. У тебя пока что сплошная феодальная грызня. Все против каждого, точнейшая калька с Японии. Химе наследственные, которым никто противоречить не может, если даже и захотел бы — это у японцев называлось «дайме», князья. Гвардия, прим-особи — это «хатамото», знаменосцы. Хранительница — это главный советник и одновременно главный самурай клана. Старшие особи глубинных — аналог массы простых самураев. Младшие — кандидаты в самураи. Все прочие — народ…

Балалайка посмотрела теперь прямо в глаза Ото-химе, которые уже ничем совершенно не напоминали человеческие. Чисто-красное пламя.

— Ты сама — император. Который вроде как могуч и всевластен. А что порой божественному Тенно приходится зарабатывать на жизнь каллиграфией… — хозяйка яхты грустно улыбнулась:

— С кем не бывает.

Не дождавшись продолжения, Пенсакола рявкнула:

— Дальше! Говори!

— Дальше все канонично. «Черные корабли». С красивыми знаками Тумана по бортам. Сила внешняя, но необоримая. И все твои достижения псу под хвост. Жаль!

— Иди-ка ты со своей жалостью под хвост ракоскорпиона! — Пенсакола сжала кулаки, крутанулась и прыгнула в пляшущие волны. Балалайка вскочила, сбросила силовой купол, и закричала:

— Ты опять забыла прибавить: «Мама, я уже взрослая!»

Но в белой пене уже нельзя было различить никаких следов.

* * *

Следов на льду катка масса. Вычислить по ним канмусу из Школы — задачка не для средних умов. Так что Луиза опознания не боялась, от неожиданностей резко не вскидывалась — и потому Егор остался жив, когда